Джерело: http://www.reshma.com.ru/pr_sov/kak_veruem/kuraev_kariera.htm

О карьере в миру

     От редакции: Учрежденная на днях Корпорация Православного действия заявила в качестве своей задачи профессиональное «лоббирование» традиционных ценностей православной культуры на основе организованной гражданской активности. Тем самым инициаторы проекта явно и неявно поставили ряд фундаментальных вопросов, связанных с религиозным измерением политики и социально-политическим измерением церковности в современной России. Агентство политических новостей будет способствовать осмыслению этих вопросов - как на теоретическом, так и на прикладном уровнях. Мы открываем их обсуждение статьей дьякона Андрея Кураева, выступившего одним из учредителей Корпорации.
    Церковь не может отказаться от своей мечты о симфонии, ибо это вопрос о том, может ли остаться внехрамовая жизнь людей вне соотнесения с Евангелием. Идеал симфонии неустраним из Православия. Но вопрос - симфонии с кем и с чем.
    Главный итог размышлений русских философов на эту тему состоит в том, что разговор надо вообще перевести в другую плоскость - не Церковь и государство, а Церковь и общество, Церковь и люди.
    Сегодня особенно очевидно: вопрос не в том, чтобы договориться с Кремлем. Люди ориентированы не только на высшую государственную власть. Центры влияния сегодня многочисленны и дискуссионны. А, значит, и Церкви, желающей быть «всем для всех», надо учиться договариваться не с одним императором, а со множеством человеческих собраний, независимых друг от друга. И таких «преговорщиков» от имени Церкви также должно быть уже много больше, чем во времена персональной симфонии царя и патриарха.
    А между этими сообществами все же есть своя иерархия: одни человеческие собрания «влиятельнее» других. Общественный вес парламента и филателистического кружка не одинаков.
    Но чтобы быть в постоянном диалоге, сотрудничестве с высоким, а, значит, и закрытым собранием, надо иметь право входа в него. А для этого и христианин должен обладать высоким социальным статусом (социальным, а не иерархическим в самой Церкви). Времена, когда имперские византийские патриции ездили к столпникам за советами, уже позади. Люди из этих собраний не станут прислушиваться к голосу человека, который будет проявлять некомпетентность в той тематике, которая и придает смысл деятельности этого кружка.
    Значит, христианину, чтобы быть услышанным в этих кругах, придется озаботиться и правом входа в них и обретением надлежащего профессионального опыта.
    Таково необходимое требование к любому патриоту России, к любому православному человеку: хочешь помочь России и Церкви - стань профессионалом. Не в смысле «профессиональным патриотом», а в смысле профессионалом в своей светской работе.(1)
    Если православный ребенок учится на тройки - он дает повод хулить свою веру - мол, он потому и верит, что ничего не знает! Православный учитель должен быть лучшим в школе (ну хотя бы - самым добрым и улыбчивым!), а православное перо - лучшим в газете.
    В политике тем более надо уметь быть предельно аргументированным, корректным, трезвым. Демонстрация богословской эрудиции не должна подменять собою серьезных знаний по экономике, праву и социологии.(2)
    Когда-то Макс Вебер показал наличие психологической связи между определенными богословскими теориями в протестантизме и рождением духа мирского активизма, который и привел к становлению раннекапиталистического общества. Протестантское богословие в 18-19 веках смогло в своих прихожанах пробудить религиозно, аскетически мотивированное стремление к мирскому успеху.(3)
    А может ли у православного человека быть мотивация к тому, чтобы добиваться мирского успеха?
    Как национальную беду я расцениваю то, что в нашей массовой церковной проповеди, психологии нет вкуса к жизни. Постоянно проповедь конца, ужаса, поражения, бегства. Нет призыва активного вхождения в современную жизнь и преобразования ее.
    В общем, пора сказать страшное слово: в молодых православных людях надо воспитывать вкус к карьере, к жизненному успеху. «Да, это беда наша русская, что одни создают свои общественные христианские идеалы не на аскетической сущности, а другие, служа лично по совести аскетическому идеалу, знать не хотят общественной жизни. Знаете что? Я знал одну великую игуменью. Она говорила: «нам нужны новые монашеские ордена, которые могли бы больше влиять в мире»» (Константин Леонтьев) (4).
    О том же могу сказать словами св. Феофана Затворника: «Есть у нас поверье, и чуть ли не всеобщее, что коль скоро займешься чем-либо по дому или вне него, то уже выступаешь из области дел Божеских и Богу угодных. Оттого, когда породится желание - жить Богоугодно, то обыкновенно с этим сопрягают мысль, что уж коли так, то беги из общества, беги из дома, - в пустыню, в лес. Между тем и то и другое не так. Дела житейские и общественные, от которых зависит стояние домов и обществ, и исполнение их не есть отбегание в область небогоугодную, а есть хождение в делах Божеских… Своим поверьем точно делаете их неугодными Богу, потому что исполняете их не с тем расположением, с каким хочет Бог, чтобы они были исполняемы. Божьи дела не по Божьему у вас творятся… Дейте обязанности - но без человекоугодия… Всякое дело, сознанное достодолжным, надо делать со всем усердием, это есть долг, огражденный страшным прещением: «проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением»».(5)
    Многие люди, когда приходят в Церковь, за годы своего неофитства теряют вкус к своей мирской профессии, порываются ее бросить. Человек, если он искренне переживает свою веру, должен пережить обретение веры как кризис. Это признак здорового, нормального развития, если прежняя работа кажется ему безвкусной. Живописцы начинают сушить свои кисти, поэты забрасывают поэзию, музыканты - музыку. Все становится пресно, безвкусно по сравнению со вновь обретенным смыслом.
    Вообще, если православный юноша не мечтал об уходе в монастырь - значит, с его церковной жизнью что-то не так. Мечта о монастыре - признак нормального духовного развития молодого человека. Хотя бы полгода церковный человек должен походить с этой мечтою в сердце (иначе он никогда не будет понимать монашество; а без понимания монашества невозможно понимание Православия (6)). Но не всегда мечта должна переходить в реальность. Господь и намерения лобзает. Кто-то должен остаться с людьми. Поэтому свои радикальные стремления надо уравновешивать словом апостола Павла: оставайтесь в том звании, в котором каждый призван к вере.
    И тут многое зависит от того, на какого духовника напорется этот неофит. Если все идет нормально, то через два-три года человек возвращается к своему светскому ремеслу. Разве что мотивация его служения и творчества может измениться.
    Монахов у нас хватает (в России их около 8 000). Церкви, может быть, более всего не хватает сегодня людей, способных профессионально работать в светских структурах, но с православной мотивацией.
    Будущее православной России зависит от того, сможем ли мы обосновать и воспитать в наших молодых прихожанах «вкус к карьере» - к такой карьере, которая совершалась бы не в ущерб воцерковленности человека, а «за послушание».(7) Именно так восходят к епископским кафедрам монахи. Не желание вкусных обедов руководит монахом, соглашающимся с епископским избранием, а надежда на то, что получив в свои руки высшую церковную власть, он сможет обратить ее на благо Церкви.
    В библейской книге Судей есть притча об участии в выборах и карьере: «Иофам пошел и стал на вершине горы Гаризима и, возвысив голос свой, кричал и говорил им: послушайте меня, жители Сихема, и послушает вас Бог! Пошли некогда дерева помазать над собою царя и сказали маслине: царствуй над нами. Маслина сказала им: оставлю ли я тук мой, которым чествуют богов и людей и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева смоковнице: иди ты, царствуй над нами. Смоковница сказала им: оставлю ли я сладость мою и хороший плод мой и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева виноградной лозе: иди ты, царствуй над нами. Виноградная лоза сказала им: оставлю ли я сок мой, который веселит богов и человеков, и пойду ли скитаться по деревам? Наконец сказали все дерева терновнику: иди ты, царствуй над нами. Терновник сказал деревам: если вы по истине поставляете меня царем над собою, то идите, покойтесь под тенью моею; если же нет, то выйдет огонь из терновника и пожжет кедры Ливанские. Итак смотрите, по истине ли и по правде ли вы поступили, поставив Авимелеха царем?» (Суд. 9,8-16).
    Огорчает же то, что в нашей церковной атмосфере не чувствуется желания воспитать таких людей. Всем заметно, что приходская атмосфера в наших храмах «старушечья». Само по себе это не ново и не плохо. Всегда в храмах было больше стариков, чем молодых. И всегда Церковь этому скорее радовалась, нежели скорбела. В отличие от светских организаций, Церковь больше дорожит стариками, а не молодежью. Ведь задача Церкви - готовить людей к последнему переходу. Финиш важнее старта. «В чем застану - в том и сужу». И если бы в наших храмах было много молодежи и не было бы бабуль - вот это было бы для религиозного сознания катастрофой (кстати, половина этой катастрофы уже налицо: у нас много бабушек и почти нет дедушек, т.е половина русских людей «финиширует» вне Церкви).
    Малое присутствие молодежи в православных храмах не было бедой для Церкви в прошлые века. Наш «дом престарелых» охраняло сильное православное государство.
    Сегодня у нас нет такой защиты. И с устрашающей правдивостью звучат слова одного русского мужика. Он живет в Саратове, прошел Афганистан, а в Церковь так и не пришел, но как-то точно подметил: «У меня есть друзья татары, есть русские друзья. Я бываю в их мечетях, захожу и в наши храмы. Но смотрите: у них в мечетях стоят молодые, вдобавок мужики, а у нас - женщины, вдобавок - старушки. Мы проиграем». Надо еще помнить, что ислам не признает отделения религии от политики. У мусульман есть тяга к политическому активизму. Коран их ориентирует на обретение политической власти. Мы же с нашим рефреном о том, что «мы вне в политики» рискуем однажды опять стать жертвами политики - на этот раз уже российско-мусульманской. Боюсь, что скоро для защиты наших детей от очередной школьных экспериментов мы должны будем идти на прием к мусульманским депутатам Госдумы.
    Да, Православие доживет до конца мировой истории. Но в каком качестве? В самый последний период мы неизбежно окажемся в капсулированном состоянии (оттого этот период и станет последним). В конце времен мы будем изгнаны из «приличного общества», станем маргиналами (как это было и в апостольский век). Но сами мы к такому состоянию стремиться не должны. Пока есть время - лучше действовать по французской поговорке: «Делай то, что ты должен - и будь, что будет».
    У нас же чаще жизнь планируется по принципу «мечтай о чем хочешь - и будь что будет». Имперская мечта у нас еще есть. Но как можно совместить мечты о возрождении православной России с отсутствием молодежной церковной политики?
    Не может быть православной России без православной элиты. Делегировать в государственные и общественные элиты наших бабушек уже несколько поздно. Туда можно стартовать только молодых. А чтобы они согласились идти этим путем карьерного роста (а как еще попасть в элиту?), их духовники должны привить им соответствующую мотивацию. Значит, в молодого прихожанина надо уметь заронять не только мечту о монашестве, но и нечто другое. Хотя бы часть из наших молодых прихожан и неофитов надо уговаривать оставаться в том звании, в котором они призваны. Ты хочешь служить Христу? Но это можно делать не только в рясе. Стань добротным профессионалом, добейся успеха ради Христа, а не ради номенклатурных благ. И то влияние, которое ты со временем сможешь приобрести, обрати на пользу своего народа и Церкви. Таким мне видится православный вариант «веберовской» модели.
    Но чтобы были в Церкви такие молодые прихожане, умеющие ориентироваться в современной мирской жизни (семинаристы из наших полумонастырских инкубаторов явно не входят в их число), в Церкви должна быть терпимость к таким прихожанам, к кругу их интересов и к их стилю жизни.
    От того, сможем ли мы в наших храмах создать атмосферу дружелюбия по отношению к молодым, зависит будущее и Церкви, и России. Нужна церковная молодежная политика. А для этого нужно понимание, что политика и навязывание - отнюдь не одно и тоже. Политика включает в себя и умение слушать, слышать, уступать… Сможем ли мы хоть на десятую долю стать столь же терпимыми к увлечениям и глупостям наших детей, сколь мы терпимы по отношению к суеверным глупостям наших бабушек?
    В старых книгах легко читать советы о том, что с эллинами надлежит быть похожим на эллинов, а с иудеями надо говорить на языке иудеев. Легко восхищаться мудростью древних миссионеров и благоговеть перед иконописными ликами древних юродивых. Ну а с сегодняшними людьми можно ли быть сегодняшним, с русскими можно ли быть русским, а с молодыми - молодым?
    Почему подстраиваться под вкусы и мнения стариков - не зазорно, а вот говорить на языке, интересном молодежи, предосудительно?
    В церковных изданиях можно обнаружить сколь угодно большое число обличений тех или иных сторон молодежной культуры. Но где те церковные проповедники, что, обращая острие своей нелицеприятной и принципиальной речи против компромиссов с миром современной светской культуры, столь же открыто, гласно и постоянно борются с тем мусором, который заносит в Церковь через другую дверь - через брешь народного магизма.
    Если человек обличает одни ереси и не замечает другие, то возникает вопрос о том, можно ли доверять его духовной чувствительности или честности.
    Ну-ка, борцы с «православным роком», молвите словечко о «православных короедах»! Считаете ли вы нормальным, что наши прихожанки в буквальном смысле съедают елочки, которые стояли в храмах на Святках и березки, что украшали церкви на Троицу? Не коробит ли вас, когда в церковных лавках вы видите «наборы паломника», состоящие из флакончика с «землей с могилы преподобного…» и флакончика с «водой из могилы преподобного….»? Эти гробокопательские субстанции творцы «паломнического бизнеса» рекомендуют не просто принести домой, а съесть и выпить, добавляя потихоньку в домашний суп.
    Что-то я не могу вспомнить ни одной публикации, в которой ревнители чистоты нашей веры обличали бы эти пристрастия, культивируемые сегодня некоторыми монастырями. Люди едут в такие монастыри уже не за Причастием, а за «песочком с могилки». Миллионы людей индустрия паломнического бизнеса пробует затормозить на «оральной стадии развития», уча все тащить в рот. И где же голос церковного учительства, обличающий эту модернистскую и компрометирующую Церковь некрофилию?
    Похоже, что это реальное, бытовое язычество и магизм уже столь глубоко укоренились в нашей церковной жизни, что пастыри просто отчаялись что-то изменить и, «дабы не смущать немощных в вере», молчат и терпят это убожество, чтобы не вызвать «народного бунта». А сколько терпимости проявляют церковные люди, когда речь идет о власть предержащих! Но сделать шаг навстречу нашим же детям отчего-то считается недопустимым!
    Сегодняшние дискуссии о том, можно ли неанафемски относиться к современной молодежной культуре (рок-музыке или к «Гарри Поттеру») - это отражение уже многовековой коллизии нашей церковной истории: как относиться к варварам - как к врагам или как к среде миссии и заботы?
    В византийской «Повести о заключенном бесе» рассказывается, что однажды авва Лонгин, поймав черта, заставил его рассказать, какими способами он отнимает у монахов шансы на спасение души. Среди прочих козней значится и миссионерство: «Это я отправляю монахов в страну варваров под предлогом учительства».(8)
    Но Иоанн Златоуст властно обратился к монаху-отшельнику: «Покинь свои горы и оставь там свою бесплодную склонность, которая не может послужить ни людям, ни Богу. Возьми посох и отправься на низвержение идолов в Финикии».(9) Тут я на стороне св. Златоуста - «закваска тогда только заквашивает тесто, когда бывает в соприкосновении с мукой и не только прикасается, но и смешивается с ней» (Беседы на Евангелие от Матфея, 46,2).
    И здесь трудно не заметить тот разрыв, который прошел между поэтикой, символикой, настроением евангельских притчей о Царстве Божием - и той психологией, что восторжествовала в историческом православии. Евангельская символика помещает святыню в грязь, надеясь на то, что грязь освятится, а не боясь того, что святыня осквернится. Царство Божие (!!!) уподобляется дрожжам, бросаемым в тесто, зерну, брошенному в землю, кладу, зарытому в поле. В неводе рыбы ценные и сорные, на том же самом церковном поле предполагается, что будут расти и сорняки и пшеница.
    То есть нечто святое, чистое, хорошее смешивается с сором, бросается в негожее место, втаптывается в грязь. Но зато эта грязь преображается. Или хотя бы разрастается не столь стремительно…(10)
    Человек, несведущий в агрономии, мог бы возмутиться картиной сева: казалась бы добротные и вкусные вещи крестьянин разбрасывает, затаптывает в грязь, обрекает на гниение… Христос пришел в мир, о котором заранее знал, что большинство в нем будет радоваться его распятию, и лишь численно ничтожное меньшинство расслышит Его слова. А апостолов Христос посылает во враждебный мир «как овец посреди волков». Все притчи о Царстве Небесном связаны с тем, что что-то светлое входит во тьму, чтобы ее преодолеть. «Свет во тьме светит». Слово Божие пришло к проституткам и гаишникам (так на языке сегодняшних реалий будет звучать церковнославянская и оттого слишком торжественная формула «блудники и мытари»).
    А вот в историческом развитии Православия возобладала противоположная тенденция: изымать святыню из мирского контекста, выковыривать свет из тьмы и класть на сохранение в позолоченный ларец. Чем дальше - тем более нарастала потребность спрятать святыню от «нечистых рук». Все выше становятся иконостасы. Усложняется путь к церковному таинству (чтобы оно было редким, чтобы обязательно соблюсти какую-то технологию, прежде, чем к нему прикоснуться). Наиболее ярко эта перемена видна на многих иконах, где святитель держит Евангелие не рукою, а подложив платочек. Оказывается, что нельзя прямо прикоснуться к Евангелию, обязательно нужно какое-то посредство. Значит, человек (даже рукоположенный и даже святой) воспринимается как источник профанации, искажения. Ты не тот, кто нуждается, чтобы святыня пришла к тебе такому, какой ты есть - грязненькому и черненькому. Нет, напротив: ты тот, кто угрожает святыне. Человек воспринимается как источник скверны. Он угрожает святыне, и святыню надо спасать от него.
    Это, конечно, радикальная антимиссионерская установка, ведь евангельский пафос совсем другой - святыня приходит, чтобы спасти меня. Так будем ли мы видеть в святыне лекарство для больных, или в больной будем усматривать угрозу для лекарства? Увы, именно последняя психология господствует в наших приходах, где миссионерский дух давно сменился охранительским. Хорошо, что этот дух появился. Его появление означало, что есть - что охранять и беречь. Несуществующее сокровище не берегут. Плохо, что этот дух стал почти единственным, нормативно-православным. Плохо, что миссионерское поведение стало расцениваться (не в официальных документах, а на уровне приходских и монастырских пересудов) как «девиантное поведение», как нечто дающее повод к подозрениям и возмущениям.
    Плохо, что и прицерковленные чиновники усвоили сей дух, при этом путая консерватизм с консервами. К примеру, в марте 2003 года в Тамбове был съезд православной молодежи, и один госчиновник из областного аппарата сказал речь, где была фраза, которая меня просто ошарашила: «Наша Православная Церковь всегда цементировала наш народ». Боже, ну что за манера все живое цементом заливать! Я-то всегда считал, что цементированием народа занимается сицилийская мафия. Христос же уподоблял Церковь не цементу, а дрожжам, которые заставляют тесто бродить, дышать! Она - революционный элемент, элемент брожения, закваска, которая бросается в тесто, чтобы заставить его жить, дышать.
    Новое в этих нынешних дискуссиях только одно: прежде пространство миссионерства и пространство обычной церковной жизни были четко разделены. В первые 3 века христианской истории была активная миссия, но не было еще сложившегося образа благочестия; все бурлило в церковной жизни. А затем церковь стала имперской. Миссия не умерла, но она стала вестись вдали от глаз прихожан: вот здесь империя, где все по уставу и все благочинно, а за границей империи и на ее окраинах работают миссионеры. Как они работают с язычниками - империя об этом не знает и лишь аплодирует их успехам. И, значит, миссионеры были довольно свободны в выборе средств своей работы.
И эта их свобода, необходимая пастырская миссионерская свобода, не смущала собственно православных, воцерковленных людей, перед которыми стояли другие духовные задачи.(11)
    Сегодня мы впервые оказались в ситуации, когда церковное и миссионерское пространства переплелись. Миссионеры должны работать на глазах у христианин: то есть говорить с инаковерующими людьми на глазах у своих единоверцев. Миссионерством приходится заниматься в одном и том же городе, на одной и той же лекции, в одной и той же аудитории, где миссионеру одновременно внимают неверующие и сектанты, язвительно-настроенные студенты и испуганные ими православные бабушки. Конфликт психологий неизбежен.
    Конечно, все это рискованно. Но самый большой риск - сидеть в церковной ограде и не бросать евангельские зерна за ее пределы. Византийская империя в конце концов пала именно из-за этого: ее миссионеры не интересовались арабами, проглядели появление ислама и не смогли вовремя мобилизовать духовные и интеллектуальные силы для противостояния новой секте, зародившейся на границе империи…
    Точно так же, и православной России не будет, если из наших детей мы не сможем воспитать православных людей, которые могли бы, владея всей сложностью современной культуры и техники, сделать ради веры своей, ради народа своего успешную социальную карьеру. Если мы хотим видеть Россию православной, ей нужны православные элиты. Православные депутаты, экономисты, министры, бизнесмены, учителя, журналисты и так далее. Значит, православным людям надо прививать вкус к успеху, к жизни, к творчеству, к карьере.
    Характерно, что со стороны нам подсказывают - «Ваше дело - работать среди инвалидов. Вот берите детей с болезнью Дауна - это идеальное место для христианской педагогики. Ну, еще тюрьмы. А в университеты мы вас не пустим. В дома престарелых - пожалуйста, а школы и дети отделены от вас».
    К сожалению, и недостаточный образовательный уровень нестоличного духовенства искривляет направление церковной миссии в ту же сторону. Порой кажется, что на сегодняшний день наиболее успешным направлением церковной миссии стало тюремное служение. В какую епархию ни приедешь, всюду узнаешь, что два-три священника работают с зоной (и низкий поклон им за это). Но на вопрос - «А есть ли у вас священники, работающие с университетами?» - положительный ответ слышишь гораздо реже…
    Ну представьте себе, что было бы с ростом Церкви, если бы апостолы разошлись по домам престарелых! Апостолы - то есть заведомое меньшинство в языческом море - не шли к бомжам. Апостолы не работали с пьяницами.
    Когда сил мало, надо делать то, что можно. Есть три поля. Одно все забито асфальтом, другое черноземное, а третье непредсказуемо - то даст урожай, а то возьмет отпуск.… Да, согласно Евангелию, сеять надо на все поля. Пройти с сеющей рукой можно и нужно вдоль любого поля. Но согласно тем же притчам Христа, задержаться для более постоянной и настойчивой работы надо сначала у самого плодоносящего поля.(12)
    Если Церковь действительно многочисленна, здрава, многоталантлива, то она должна быть со всеми и, конечно же, и с социальными «неудачниками». Но наша Церковь еще инвалид. Русская Церковь сегодня в таком состоянии, что сама маргинализирована.
    Если бы мы были в таком состоянии, как католическая церковь, у которой всего достаточно, начиная с земель и банков и кончая университетами, тогда, конечно, можно было бы заняться маргиналами. Но если деятельных священников у нас мало, а мирян подвигнуть к социальной диаконии мы еще не умеем, то свои немногие миссионерские ресурсы надо все же прежде всего направлять в точки возможного роста будущего церковного влияния. Надо идти в лучшие школы и лучшие университеты.
    Есть священники, у которых талант - общаться именно с заключенными и обездоленными. Но повернуть всю Церковь к работе с маргинальными слоями - это самое страшное, что может сейчас произойти с Церковью. А именно в эту сторону нас тщательно подталкивают: идите к маргиналам и маргинализируйтесь вместе с ними.
    Не надо топить православие в социальном болоте.
    Не надо замуровывать Церковь в прошлом.
    Недруги Церкви хотели бы видеть нас зацементированными нашим прошлым. И многие собственно церковные люди чувствуют себя уютнее вдали от современной культуры и жизни. Но неужели не понятно, что со своими нынешними гипертрофированными страхами, с мечтой о православном гетто, с чаянием ухода «в келью под елью» мы гробим будущее православной России? Об этих двух разрывающих Россию тягах хорошо сказал Валентин Распутин: «И эти гонки на чужом были теперь во всем - на тряпках и коже, на чайниках и сковородках, на семенах морковки и картошки, в обучении ребятишек и переобучении профессоров, в устройстве любовных утех и публичных потех, в карманных приборах и самолетных двигателях, в уличной рекламе и государственных речах. Все хлынуло разом, как в пустоту, вытеснив свое в отвалы. Только хоронили по-старому. И так часто теперь хоронили, отпевая в церквах, что казалось: одновременно с сумасшедшим рывком вперед, в искрящуюся и горячую неизвестность, происходит и испуганное спячивание назад, в знакомое устройство жизни, заканчивающееся похоронами. И казалось, что поровну их - одни, как бабочки, рвутся к огню, другие, как кроты, закапываются в землю» («Дочь Ивана, мать Ивана»).
    Вот чтобы не слишком решительным было наше добровольное зарывание в подполье, в прошлое, я и пробую сказать:
    В Православии достаточно силы, чтобы дерзить современности, чтобы отстаивать древнюю, средневековую систему ценностей. Но при этом в Православии достаточно любви, чтобы видеть доброе и в мире современных людей.

Примечания:

    1. Когда я сказал об этом на лекции в университетете в Шуе, то возмущенное эхо раздалось аж в Париже! См.: Михайлов Э. Православный «патриот-профессионал» // Русская мысль. Париж, N 4266, 22 апреля 1999 г.
    2. И уж точно, наличие таких знаний должно пресекать привычку к легковесной идеологической превыспренности. Увы, нередко приходиться встречать священнослужителей, у которых один доклад заготовлен на все случаи жизни и зачитывается из всех президиумов всех конференций… На более же простом уровне вместо того, чтобы выискивать пророчества и признаки грядущих крутых перемен, надо перейти к этике малых дел. Надо попробовать навести порядок в своей душе, а не тянуться к водочному стакану с очередным гаданьем: «Что же будет с Родиной и с нами?»… Лучший шаг к возрождению России - просто бойкот винно-водочных магазинов.
    3. См. главу «Виновато ли христианство в экологическом кризисе» в моей книге «Дары и анафемы» (М., 2003).
    4. Константин Леонтьев. Избранные письма. Спб., 1993, с. 497.
    5. св. Феофан Затворник. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. М., 1914. с.179-181.
    6. О том, что такое монашество и зачем оно нужно, мне бы хотелось сказать словами Толкиена. Странник (Арагорн) говорит Фродо: «Ты говорил о крепости, принимающей на себя удары Врага, но наша задача в ином. На свете немало зла, для которого ничто - крепостные стены и острые мечи. Много вы знаете о мире за границами Гондора? Там свобода, ты говоришь? Так вот, ее бы там и в помине не было, если бы не мы, северяне. Когда темные твари, которых ты и в кошмаре не видывал, вылезают из-под холмов, из темных лесов, не свобода, а страх царит на равнинах. И тогда на их пути встаем мы. Кто мог бы безопасно пользоваться дорогами, кто мог бы спокойно спать в мирных краях Среднеземья, если бы северяне-дунданы оставили свою неусыпную службу, если бы покинули этот мир? Ты говоришь, вас благодарят, но не помогают? Нам не перепадает и этого. Путники косятся, встретив нас на дорогах, селяне изощряются, выдумывая для нас прозвища. Один толстый трактирщик прозвал меня Колобродом, а между прочим, живет он в одном дне пути от чудищ, которых увидишь только - и обомрешь, а если такое наведается к нему в гости, от деревни и труб не останется. Но он спит себе преспокойно, потому что не спим мы. А по-другому и быть не может. Пусть простой фермер живет, не зная страха, я и мой народ все сделаем, чтобы он жил так и дальше. Для этого храним мы свои тайны, в этом видим свое назначение, покуда в мире еще год за годом зеленеет трава» (Толкиен. Властелин Колец. ч. 2. Братство Кольца. Спб., 1992, с. 297). Я не знаю лучшего комментария к знаменитому святоотеческому определению - «монах это тот, кто в одиночестве молится за весь мир».
    7. «Убежден, что как раз от слабости Православия проистекают многие проблемы юного российского рынка. Православие поощряет всякий труд, в том числе и предпринимательский. Наша вера отнюдь не призывает каждого к добровольной нищете, как некоторые восточные секты. Напротив, «как может существовать общение между людьми и милосердие, когда никого не будет с достатком? - восклицал еще древний авторитетнейший церковный писатель Климент Александрийский. - Каким образом тот, кто сам ничего не имеет, насытит алчущего, напоит жаждущего, примет странника? Богатство есть орудие… Если орудие употребляют с умением и как следует, оно будет полезно». Да, в Православии существует особый вид подвига - монашество. Но изучите историю русского монашества. Именно монахи становились первопроходцами и обживали дикие леса северо-востока Руси, где потом вокруг обителей созидались города, возникали ярмарки, строились промышленные предприятия. «Духовная энергия подвижников перековывалась в материальное богатство края», - заметил по этому поводу протоиерей Сергий Булгаков. Но православный предприниматель не раболепствует перед тленными сокровищами, не смотрит на них как на цель своей жизни, не покупает себе замков на далеких теплых островах, он прежде всего стремится принести благо родной стране» (Доклад архиепископа Костромского и Галичского Александра, председателя Синодального отдела по делам молодежи на открытии съезда православной молодежи (май 2001).http://www.russian-orthodox-church.org.ru/nr105167.htm).
    8. Дурново Н. Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе. М., 1915, с. 13.
    9. Цит. по: Тьерри А. Святитель Иоанн Златоуст и императрица Евдоксия. Христианское общество Востока. М., 1884, с. 183.
    10. Сценический «двойник» «Алисы» - подростковая группа «Король и шут». Лидера этой группы - Андрея Князева - спрашивают: «У тебя есть любимые авторы, книжки? - Шри Ауробиндо, Ошо» (Подробности. Екатеринбург. 18.11.2003). Так что хотя бы для того, чтобы оккультные идеи не пленяли рок-музыкантов, а через них и подростков, стоит православным людям быть в контакте с рок-миром. Есть своя правда в обвинении, которое предъявил мне самарский бесцензурно-«православный» листок: говоря о дрейфе Бориса Гребенщикова в буддизм, там задается вопрос - «Куда смотрел диакон Кураев в те годы? Если бы он занялся с БГ каким-нибудь совместным проектом, как сейчас с Алисой, может, Гребень сейчас бы ходил не с бородкой, а с бородой» (А. Е. Заметки простодушного // Благовест. Самара. 2003, №23).
    11. Знают ли наши прихожане о литургических танцах православных африканцев? Вот упоминание об этом патриарха Александрийского и всея Африки Петра VII во время его визита в Москву в феврале 2004 года «:- Влияют ли на жизнь христианских приходов в Африке культурные традиции коренных народов континента? - Если речь идет о традициях, которые складывались веками, мы позволяем и даже приветствуем их существование. Но только в том случае, если они не стремятся оказывать влияния на деятельность того или иного прихода. Скажем, для местных африканских культур весьма характерно то, что называется языком тела, языком жестов. Танец для африканских народов совершенно естественное, многозначное, экспрессивное средство самовыражения. Соответственно, и африканец-христианин в силу своей природы и культурной традиции будет участвовать в богослужении несколько иначе, чем представитель иной этнокультурной среды. Церковь это принимает».
    12. «В какой бы город или селение ни вошли вы, наведывайтесь, кто в нем достоин, и там оставайтесь, пока не выйдете; а входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему; и если дом будет достоин, то мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то мир ваш к вам возвратится. А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших» (Мф. 10,11-14).

Диякон Андрей Кураев


   Зміст розділу      || Обговорити на форумі||  На головну   

Хостинг от uCoz